Мы обычно как-то очень несмело признаем это, боясь, видимо, что подобное разграничение нарушает единство основного творческого метода советского искусства. Мешают ясности в решении этой проблемы и по видимости верные, а по существу ошибочные предположения. Что же, искусству, отражающему действительность в формах жизни, мы отказываем в устремленности вперед, сводим его к натурализму? А условная образность не опирается на почву живой, конкретной жизни?

Эти опасения несостоятельны. Социалистический реализм требует от художника правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в ее поступательном развитии. Вот главное. Но ведь изобразить жизнь исторически-конкретно, в движении к будущему можно и в формах жизни и средствами иной образности.

Разумеется, между этими художественными путями в современном искусстве нет пропасти; очевидно, что эти стилевые направления редко проявляются в чистом виде. Они проникают друг в друга, обогащают, образуют некое единство. Но в каждом крупном явлении нашего искусства есть стилевая доминанта, которая и определяет его принадлежность к тому или иному потоку в общем русле основного творческого метода.

Существование двух разных потоков, порой сливающихся, но и всегда спорящих друг с другом, надо признать не из приверженности к схеме, а для лучшего понимания нашего театра и его богатой художественной традиции.

В самом деле, на каждом этапе истории советского театра мы наблюдаем интереснейший процесс развития, взаимовлияния и полемики двух главных образных систем на сцене. Иногда одна из этих систем берет верх, главенствует, но всегда они служат наиболее широкому выражению жизни и обогащают наше искусство.

Думая о традиционном и новом в советском театре, я задерживал свое и читательское внимание на решающих этапах формирования театрального искусства социалистического реализма.