Зритель все поймет, если то, что мы ему покажем, будет ему нужно. А что ему сейчас нужно?

Романтика! Полет мысли! Мечты о будущем! Оптимизм, вера в жизнь, вера в то, что и он, ну, скажем, к примеру, подобно Калафу, добьется всего, чего хочет, разгадает все загадки, которые будет предлагать ему жизнь.

Такие мысли связывал Вахтангов с веселым спектаклем. Главное, конечно, в том, что Принцесса Турандот была созвучна историческому настроению народа, его мироощущению. Улыбчивая, наполненная радостью жизни, Турандот могла быть создана только художником, который открыл для себя и для искусства новый мир, и только в историческое время праздника победившей революции.

Почему же Вахтангов, всей душой воспринявший революцию, первый сказавший суровые слова с художника спросится, страстно желающий создать героический, эпический театр, ставит Метерлинка, Свадьбу, Турандот? Конечно, он, как и старые театры, не находил своим желаниям ответа в новой драматической литературе. Вахтангов скорбно говорил, что хочется взметнуть, да не на чем. Но поставленные им спектакли отмечены печатью современности, в них зарождались истинно новаторские черты советского театра. Прежде всего - активность художника, его горячее, энергичное стремление выразить свое отношение к новой жизни, пусть даже в далеких от действительности образах. Именно отсюда - настойчивый вахтанговский вопрос: Рад, чего? Отсюда и его призыв к театральности, потому что надо громко и радостно сказать о новом мире.

Шел ли Вахтангов в своих поисках новых форм прямой и ясной ему дорогой? Нет. Как и каждый искатель, он блуждал, находил новый драгоценный камешек искусства, и блеск этой драгоценности порой застилал ему то прочное и вечное, что есть в реалистическом творчестве театра.