Когда прославленный режиссер или артист годами молчит, зритель, который долго и терпеливо ждал от любимого художника новой работы, начинает терять веру в него, не может не ощущать равнодушного отношения к его, зрительским желаниям.

Много лет назад в одном из сибирских городов я видел Стакан воды в исполнении приехавших на гастроли артистов Малого театра. В памяти сохранился блестящий спектакль, искрящийся остроумием и молодостью, то есть тем, ради чего и стоит ставить Скриба. Но вот недавно я вновь увидел Стакан воды, и это был спектакль, отяжеленный какой-то дряхлой монументальностью. А мало ли таких, потускневших от времени, изборожденных морщинами старости спектаклей в репертуаре наших театров? Можно с уверенностью сказать, что нынешняя молодежь не испытала того душевного волнения, какое испытывали зрители пятнадцать-двадцать лет назад на мхатовских спектаклях На дне или Воскресение, на некоторых пьесах Островского в Малом театре. И очень хорошо, что сейчас в Художественном театре серьезно взялись за творческую проверку старых спектаклей.

Наш театр необозримо богат талантами, мы с гордостью и любовью произносим имена многих и многих выдающихся художников сцены и искренне радуемся их новым успехам. Но зачем же порою артисты старшего поколения берут на себя непосильный труд и выступают в ролях, где возраст исполнителя не может быть безразличен? Ведь это не только вред спектаклю, неуважение к зрителю, но и дискредитация собственного таланта.

В богатейшей сокровищнице художественного опыта Станиславского и Немировича-Данченко есть одна, думается, недостаточно оцененная черта - их забота о воспитании театральной смены, о преемственности актерских поколений. Надо вспомнить, как в начале двадцатых годов мудро и дальновидно они решили этот важнейший для жизни театра вопрос.