Ему близка оперетта. А главное, Симонов музыкален в своей актерской стихии. Казалось бы, частность - песня в драматическом спектакле, тем более что у Симонова не было того, что называется голосом. Но без его песен в Много шума из ничего или Филумене Мартурано не было бы Бенедикта и Доменико Сориано, да и вообще эти песни звучали как душевная интонация спектакля. Но, конечно, музыкальность Симонова на драматической сцене гораздо шире: у него, как у музыканта, абсолютный слух на сцене - слух на правду, на точность, на зрительскую реакцию.

Из этих граней и слагается, по-моему, тот высокий артистизм, который составляет суть сценического таланта Симонова. Но он сверкал бы только внешним блеском, если бы его искусство не было пронизано и согрето глубокой мыслью, если б через всю жизнь на сцене Симонов не пронес свою внутреннюю тему.

Как ее определить? Любая формула окажется беднее истины. Поэтому лучше вспомню одно неожиданное для меня признание Симонова: оказывается, его любимая роль - Дон Кихот! Рубен Николаевич играл Дон Кихота. Спектакль и его центральный образ не вошли в число высших достижений актера и Вахтанговского театра. Но признание это лучше всяких тезисов и определений открывает симоновскую тему в искусстве.

Радость быть человеком, вера в человека и боль за человека - вот для него главное. Да, конечно, он особенно любил таких людей, у которых солнце в крови, и именно поэтому Бенедикт, а затем сыгранные в пору Отечественной войны Олеко Дундич и Сирано так срослись с его актерской натурой. Но Симонову дорог человек и в его трудной, горькой, неправильной, порой непутевой судьбе - вот отчего он отыскивает человеческое начало и в тех, кто заслуживает осуждения.

Вспоминается Костя-Капитан в Аристократах Н. Погодина. Ведь была реальная опасность пощеголять в образе короля бандитов. Наверное, актеру нелегко было преодолеть соблазн в чем-то повторить героев Бабеля или Ильфа и Петрова.