Широта художественных интересов Симонова-режиссера сказалась в том, что вскоре после революционного спектакля Человек с ружьем он увлекается веселой, беззаботной опереттой и руководит постановкой Соломенной шляпки Э. Лабиша. В трудный год войны прозвучала страстная, неумолимая публицистика Фронта, а спустя некоторое время на вахтанговской сцене появилась ликующая Мадемуазель Нитуш Эрве.

Немало суровых и несправедливых упреков пришлось выслушать Симонову за эти шалости - в них усматривали и опасность формализма, и отступление от исконной традиции, и забвение современности.

Между тем в любом своем спектакле Симонов оттого и достигал успеха, что он чутко улавливал душевные стремления современников и радовал их праздником искусства. И кто же всерьез станет упрекать художника за то, что ему подвластно в искусстве все - от революционной героики и психологического анализа до изящного, веселого водевиля? Широта, разнообразие художественных интересов - тоже симоновская черта.

Кто же в Симонове берет верх - актер или режиссер? Конечно, он прежде всего актер, который не мог существовать без воздуха сцены. Но актер и режиссер в нем неразрывны. Если в каждой его роли всегда ощущалась саморежиссура, то и Симонов-режиссер всегда оставался актером. Недаром он говорил: Если у актера не получилась сцена, то виноват в этом я, режиссер. Значит, я сам не добрался до души героя.

Впервые я увидел Р. Н. Симонова в Принцессе Турандот, в роли ворчливого старика Панталоне, рязанский говор которого лукаво контрастировал с совершенной пластикой молодого артиста.

Однажды к плохо освещенному клубу на московской окраине, где играла свой спектакль Симоновская студия, лихо подъехал автомобиль эмка, за рулем которого сидел невысокий, по-южному красивый человек.