И, конечно, театры, прочно стоявшие на реалистическом пути, привыкшие отражать жизнь в формах жизни, встретились с очень серьезными трудностями. Нужны были новые поиски, открытия. Эти поиски шли по всему широкому и разноликому театральному фронту тех лет.

Иначе, нежели давно и прочно сложившиеся старые театры, встретились с революцией другие творческие коллективы и художники, перешагнувшие Октябрьский рубеж.

Не будем сейчас подробно говорить о Первой студии МХТ, Камерном театре, театре Корша. Студия Художественного театра, собравшая талантливейших актеров и режиссеров, металась в поисках своего стиля, своей программы. В ее искусстве сохранились те камерные, студийные начала, которые были заложены Станиславским и Сулержицким; как и ее Отчий дом, она была отдалена от событий жизни; руководящее положение в студии закономерно занял Михаил Чехов, и она испытывала болезненные противоречия между своими прежними принципами и нервным, психологически изощренным искусством этого замечательного актера.

Судя по репертуару, по эстетическим принципам, Камерный театр словно бы и не заметил Октября. Однако это было не так. Таиров был убежден, что революция освободила искусство от плена натурализма, искал новых, условных, обобщенных сценических форм.

Вот признание А. Коонен: Революция поставила перед нами, теперь актерами и режиссерами государственного Камерного театра, большую творческую задачу - выразить на сцене смысл и пафос великих событий. Мы верили, что наша любовь к искусству сильных страстей и звонкой радости созвучна эпохе. Надеялись передать на сцене то, что переживали,- величие и восторг того времени.

Да, верили, надеялись, но, несмотря на эти субъективные чувства, несмотря на буйные поиски нового в искусстве и серьезные победы (какой была Федра), Камерный театр оставался страшно далек от жизни, ограничил свое искусство тесными пределами эстетических задач.