Напротив, она предполагает движение, развитие и чуткое внимание к общественному сознанию народа на каждом этапе его истории.

Есть, однако, в традиции искусства каждого народа такое, что, претерпевая естественные изменения, сохраняется. Есть такое качество и в русском театре. Я говорю о высокой эмоциональности, о душевности, сердечности, которые издавна свойственны русской школе сценического искусства.

Не приходит ли это в противоречие с той повышенной интеллектуальностью, о которой мы говорили как о примете современного советского театра? Нет. Иркутская история в Театре имени Вахтангова - один из спектаклей, в котором наиболее ярко выражены современные черты советского искусства, в том числе и напряженная энергия мысли. Но интеллектуальность Иркутской истории неотрывна от силы чувства, наполняющего героев.

Еще один, особенно показательный пример - Мамаша Кураж и ее дети в Театре имени Маяковского. Долгие годы наш театр не находил путей к Брехту, словно бы чурался его. И дело здесь не только в робости, которая, правда, тоже давала о себе знать. Дело в том, что интеллектуальная, эпическая драма выдающегося писателя современности нелегко согласуется с глубоко эмоциональной традицией русского - современного! - искусства.

Но Охлопков, Штраух, Глизер, Карпова нашли свой путь к Брехту. Спектакль Театра имени Маяковского совсем не похож на классическое воплощение Мамаши Кураж в Берлинском Ансамбле. Некоторые наши исследователи творчества Брехта считают работу Штрауха отступлением от Брехта. Думаю, что это неверно.

Русский театр не может повторить опыт театра немецкого - он ищет свой путь постижения драмы Брехта.