Другими словами, вместе с той ставкой на современность, о которой писал П. А. Марков, четко и повсеместно обозначалась тенденция к реализму, отнюдь не стиравшая различие между творческими индивидуальностями и особенностями режиссеров. Она, во-первых, облегчила их взаимопонимание, более того, обострила их интерес друг к другу, а во-вторых, ознаменовала важные перемены и в их искусстве и в восприятии их искусства широкой аудиторией.

Оставаясь в границах темы, мы не станем исследовать эволюцию театральных коллективов, анализировать целостные спектакли, а обратим внимание на некоторые примеры, характеризующие общие устремления и моменты сближения разных представлений советской режиссерской школы.

В наше время не столь уж существенно, смотрит ли один крупный режиссер спектакль другого крупного режиссера или не смотрит. Во всяком случае, из этого не делается никаких выводов. В 20-е годы дело обстояло иначе. В пору ожесточенной творческой полемики самый факт посещения враждебного театра, а тем более высказанное во всеуслышание мнение о чужом спектакле приобретали большой общественный резонанс. Такого рода события историк советского режиссерского искусства должен учитывать.

И Станиславский, и Немирович-Данченко, и Мейерхольд видели Принцессу Турандот, и все - при существенных расхождениях во взглядах - дали высшую оценку последней работе Вахтангова. Можно предполагать, что артисты и режиссеры Первой студии во многом не соглашались со своим товарищем, ревновали его к успехам на Арбате, но Михаил Чехов после окончания генеральной репетиции Турандот воскликнул на весь зал: Браво, Вахтангов!

Основатели Художественного театра отрицательно относились к режиссерскому искусству Таирова. На одном из творческих понедельников МХТ Станиславский говорил, что в спектаклях Камерного театра рафинад и изощренность, что это хуже Малого театра.