Оторваться от натурализма- это стремление всех режиссеров той поры, и только в пылу полемики можно было доказывать, что основатели Художественного театра упрямо стоят на прежних позициях.

Думается, в своих музыкальных спектаклях Немирович-Данченко не прошел мимо опыта Вахтангова. Станиславский, замышляя возобновление Моцарта и Сальери, просил Вахтангова работать с ним. Что же касается Мейерхольда, то ведь не случайно он мечтал о встрече Вахтангова с солдатами своей Армии и в работе с актерами не раз ссылался на вахтанговский опыт.

Современность была для Вахтангова одним из решающих принципов театрального творчества. Он ратовал за активное отношение к сценическому образу, хотел вернуть театр в театр, хотел, чтобы живое чувство актера было неотрывно от выразительной и обостренной сценической формы.

Вахтанговская эстетика и практика - это не симбиоз разных театральных взглядов, а самобытное творчество, в котором аккумулировались, казалось бы, полярные режиссерские устремления.

Пройдет совсем немного времени, и трудно различимые черты сходства полемизирующих друг с другом режиссеров станут заметнее. Мейерхольд, еще не убирая в чехлы знамена Театрального Октября, будет развивать свое искусство в классике, а вскоре и в современной сатирической драматургии. Немирович-Данченко в Пугачевщине впервые отважится на прямое выражение революционных идей. На сцене Камерного театра Таиров поставит Косматую обезьяну по определению Луначарского, спектакль с огромным социальным зарядом.

Вахтангова уже нет в живых. И Мейерхольд в 1924 году пишет Станиславскому, незадолго до его возвращения из заграничных гастролей: Дорогой Константин Сергеевич, необходимо Ваше особенное внимание к Третьей студии. То, что творится сейчас в МХАТ, направлено к разрушению Третьей студии. Только Вы - учитель Е. Б. Вахтангова - можете спасти это дело. Если нужно, чтобы я помог Вам в этом деле, я готов помочь.