Было бы грубо неверным выступать против самых смелых взлетов режиссерской фантазии, если они повышают художественную силу спектакля и служат главной цели театра - выражению жизни человеческого духа. Но плохо, когда между искусством актеров и режиссерскими приемами образуется разрыв, еще хуже, если эти приемы несут на себе печать надуманности, многозначительной загадочности. А ведь нечего греха таить - такие шарады или решения, лишенные образного начала, довольно прочно укоренились на сцене. В этих случаях режиссер, по сути дела, тешит сам себя, а смущенным зрителям приходится думать, что они чего-то не поняли. Возможно ли в таком душевном состоянии непосредственно и живо воспринимать спектакль? И не здесь ли одна из причин взаимного недовольства актеров и режиссеров?

Современный советский театр многообразен по своим творческим формам, стилям, художественным индивидуальностям - и это прекрасно. Можно заметить еще одно свойство нынешнего сценического языка: полная естественность, достоверность актерской игры согласно уживается с условностью режиссерских и сценографических решений. На этом пути достигнуты большие победы, о которых мы уже говорили. Но когда органическое равновесие, художественная логика нарушаются и актеры превра

Многое беспокоит сейчас в театре. Давно сложившиеся и даже прославленные коллективы переживают нелегкую пору. Но разве так не бывало прежде? Важно преодолеть инерцию, не обольщаться внешним успехом и наградами, полученными часто за прошлые заслуги. Важно в самой жизни черпать и новые общественные идеи и идеи театральные - только на этом пути происходит обновление сценических форм и устанавливается прочный духовный контакт с современниками.

Тревогу вызывает и то стилевое течение в сценическом искусстве, та его художественная традиция, которая наиболее близка русскому театру и которая прежде всего принесла ему всемирное признание. Речь идет о театре психологического реализма, о тех коллективах и художниках, которые привержены ему по своей творческой натуре.