Как-то в одну из поездок к далекому Балтийскому взморью привезли чудовищно большую малинового цвета гусеницу, которая уже в банке закуталась в кокон, а к весне обратилась в ночную бабочку дивной красоты - серую, с изумительным розовым рисунком на крыльях, она была украшением всей нашей коллекции.

Надо сказать, мы, дети, досконально знали книги и Брэма, и Гексли, правда, у нас в семье был только один его том - о насекомых.

А зимой были коньки на единственном катке в городском саду. Лыжи тогда были крайней редкостью. Велосипеды? Это уж только после окончания гимназий. А дома, конечно, уход за всякой живностью - аквариумы и террариум, птицы! Были и зеленые попугайчики - inseparable (неразлучники) и поползень, ловко бегавший по электропроводке, по стенам и по потолку, чем изрядно всех смешил, был и филин, которого как-то мы подобрали под кедром со сломанным крылом, собаки, коты и морские полосатые свинки. Была сорока. «Зверинец»! Так, видно, мама старалась восполнить отсутствие сверстников, товарищей по интересам, играм. Было, конечно, и чтение, и знакомство с собраниями различных галерей. По вечерам мы с мамой рассматривали замечательные кнебелевские альбомы: Третьяковку, Русский музей, Румянцевский, альбомы, рассказывающие о сокровищах зарубежных картинных галерей и музеев... Правда, это все только фотогравюры - иногда сепия, чаще черно-белые. Мы всегда были заняты. Предельно заняты. Задолго до поступления в гимназии.

Когда приносилось чистое, выглаженное белье в столовую - меня учили его чинить, штопать, что-то подшивать, учили не наставлениями, но собственным примером, а тем самым учили уважать чужой труд. Этическое воспитание не перекладывали ни на учителей, ни на гимназии - это был естественный, само собой разумеющийся долг семьи. Воспитывал сам ее климат.