Любопытно привести здесь запись Константина Сергеевича еще 1900 года: «Натурализм. Самарин сказал про Стрепетову: «Да, она умирает хорошо [на сцене], но в больнице - еще лучше». Тон его записи явно ироничен. Искусства в моем тогдашнем обмороке на Театральной площади не было ни на грош, но кое-что он мне все же дал: внутреннюю выдержку и найденную в тот же момент внешнюю пластичность падения. Это пригодилось мне и в «Пиковой даме» в сцене «Канавка», и в моей последней роли в театре - таджички Лилихон, в сцене, когда ее убивают   басмачи.

К глубокому сожалению, надо сказать - ни полному владению своим телом, да и многому другому, актерам нужному, в Студии нас не учили - некому, видно, было. Учитель у нас был, собственно говоря, один - сам Константин Сергеевич.

Скоро конец и моему сочинскому отдыху - пора уже готовиться к отъезду. Уже 24 августа. Что же, я хорошо отдохнула, надышалась морем, «набрала» вожделенные три килограмма.

Вот уже и Москва, 1 сентября 1927 года, сбор труппы. Станиславский еще в Кисловодске, но на 5-е уже назначена его репетиция «Майской ночи». На эту репетицию, по сути дела, первую встречу с Константином Сергеевичем, собрались буквально все - в зале тесно, многие стоят. Константин Сергеевич очень хорошо выглядит, чуть тронут загаром, посвежел. Как в лучшие свои добрые дни - весь лучистый, улыбающийся и открытый какой-то.

Репетиции как таковой, конечно, не получилось, хотя Константин Сергеевич и затронул нашу «малороссийскую» постановку «Майской ночи» Римского-Корсакова. У нас в Студии немало певцов с Украины - Любанская, Платонов, Савченко, Донец, Дети-стов. Станиславский втягивает всех в общий разговор - видно, стараясь сразу же создать дружескую, веселую, радостную атмосферу всей дальнейшей работы. И верно - каждый из нас, не только «украинцы», невольно втягиваются в этот веселый, непринужденный темп - что-то вспоминают: то какую-нибудь украинскую песню, то поговорку, то какое-то характерное словечко, то возникает спор - носили хохлушки свои бусы только по праздникам или каждый день, или были бусы ежедневные и были праздничные, и такие ли уж были широкие «как море» шаровары у хлопцев, и прочее, и прочее.