Завтра с десяти утра занятия с ним - Станиславским.

И вот это завтра - 29 сентября!

Еще нет десяти, но все студийцы уже в зале.

Ровно в десять входит - пожалуй, не то слово - является - это вернее -в проеме дверей зала К. С. Станиславский.

Красив, очень красив, поразительно благороден - фигура, посадка головы, как шел, как поздоровался, подняв свои большие красивые руки вверх, как опустился в кресло, и весь какой-то лучистый, что-то исходит от него... Добро? Какая-то расположенность ко всем?

Сейчас я вижу его как бы впервые. Вчера - это не в счет! Чему же и как он будет нас учить? Любопытно... Когда начинаешь учиться играть на рояле, тебе ставят руку, это прежде всего - «тыкалки» - во всяком случае, так было в моем детстве - пять пальцев разрабатываются на пяти клавишах. В пении - ставят голос, т. е. налаживают рождение звука   дыханием, их органическую связь, недаром эти занятия испокон веков и называются «постановка голоса». В балете ставят «выворотность» ног - учат пяти позициям. А как это будет у Станиславского? Что он будет нам «ставить», что это значит - учиться «играть на сцене»?

Станиславский сидит в кресле, пристально смотрит на нас, сидящих напротив него. Как будто услышав мои немые вопросы, Константин Сергеевич неожиданно обращается к ближайшей студийке и как-то очень быстро, встревоженно ее спрашивает:

- Что это у вас? Совсем мокрое платье, что случилось?

Но молоденькая студийка не приняла этот «мяч игры».

- Что вы, Константин Сергеевич, вам показалось,- она даже встала, - я совсем сухая.

Станиславский улыбнулся.

- Ну, ну, садитесь, садитесь, - и тут же обратился к другой: - Что-то слишком шумно в вестибюле, взгляните, пожалуйста.

Студийка тут же поднялась, вышла и затем почта мгновенно ворвалась обратно в зал, именно ворвалась:

- Константин Сергеевич, горим, горим!