Но смогу ли я, вспомнив даже все вспышки Константина Сергеевича, даже его жестокость в отношении меня самой (именно жестокость, об этом я расскажу в свое время), могу ли я сказать, что он был недобрый или тем более жестокий человек? Нет! Никогда! Это было бы глубоко неверно, несправедливо! Гениальный художник - это всегда и наисложнейший человек, полный противоречий, это тяжелейший крест, прежде всего для него самого. Возможно, что и для Константина Сергеевича все повороты его натуры, предельно контрастной, бывали нередко  вскипало что-то, прорывалось! Быть может, понимал это, но совладать с собой не всегда мог...

Стоит задать и другой вопрос: а мы, актеры, были ли мы всегда безупречны, внимательны, понятливы? В меру ли хотя бы собственных «талантов» работали, тренировались? Всегда ли были собранны на его занятиях, репетициях? Посмеет ли кто из пас   сказать:

«Я всегда был на высоте»? Не думаю, что кто-нибудь рискнул бы это утверждать.

Скажу о себе. Сейчас просто не могу ни понять себя, ни простить себя. Как я посмела, как смогла солгать Константину Сергеевичу, солгать и сбежать с его репетиции? Тем более что об этой репетиции сама же его и просила: в III акте «Богемы» психологическая противоречивость поведения Мими - любит Рудольфа и все-таки уходит от него к богатому виконту - мне была не ясна. Репетиция эта почему-то была назначена во МХАТе, очевидно, Константин Сергеевич был там уже раньше чем-то занят. А я пришла с «Царской невесты», отпев в хоре I и II акта, от IV же я была специально освобождена...

Репетиционная комната? С высочайшего потолка свисает единственная, без абажура, лампочка, полутемно, к стенам прислонены какие-то декорации. Неуютно... Кроме того, пианиста, оказывается, не будет, значит, будем репетировать без рояля и пения - это так трудно, это никогда, почти никогда хорошо не получается, во всяком случае, у меня.

На репетицию почему-то вызван Коренев - Марсель. Сцена с Марселем у нас идет хорошо, все в ней ясно, а вот дуэт с Рудольфом труден, в нем я никак не разберусь.