Это все так. Но многое для певца-солиста и гибельно - в хоре себя не слышишь, теряешь все же свой тембр, свою индивидуальность, свое лицо, я уж не говорю, сколько сил и времени берут хоровые репетиции и хоровое участие в спектаклях. Когда же работать над собой? Ни времени, ни сил не остается, пропускаешь буквально все - и концерты, и нужные спектакли, книги, выставки. Все время берет театр, затягивают кулисы, а это уж совсем не к добру. Почему-то Константин Сергеевич этого не хочет видеть. Надеется, что демократичность пения солистов в хоре создаст чистейшую атмосферу? Не думаю. Установить какой-то срок пения в хоре - ну, скажем, два сезона - это школа и нужная, но не на все время нашего бытия в театре. Несовместимо это. Эта принудительная совместимость скорее вызывает чувства нехорошие. В свое время я с энтузиазмом, интересом работала и над образом Девки в I акте «Царской невесты», и над Старухой во II - искала грим, походку. Константин Сергеевич, проходя как-то мимо меня на сцене, даже остановился, не сразу меня узнав, со словами: «Не ожидал!» В III акте не без удовольствия появлялась величественной Боярыней, уводящей насильно Марфу. Сыграла, по-настоящему сыграла, самой придуманный образ девицы в латинском балу, рвущейся танцевать, а ее все обходят и обходят...

Но в сезоне третьем это стало тяготить. Благо что появилась работа над партией Лизы и хор вынужденно отпал. А кончатся мои репетиции - опять Девка, Старуха, Боярыня? А главное - время, время...

Станиславский окликнул меня - Николай Афанасьевич, оказывается, давно уже ушел. Я присела, как всегда, в свое левое кресло; на вопрос Константина Сергеевича, о чем я так задумалась - я толком не ответила. «Так просто, Константин Сергеевич». Рассказать, о чем я думала,- значит только расстроить его. Не стоит и начинать.

День, другой Станиславский не спускался, и хоть и далеко не всегда с ним легко, все же его не хватает, мечтаешь и помолчать около.