Вернувшись к столу, я сообщила моим соседям эту приятную весть.

- А вы попоете?

- Наверное, и я уж заодно.

- Ну, это еще неизвестно,- раздался голос Под-торного.- Что еще скажет Каэс на это, может и отменить.- Николай Афанасьевич неизменно верен себе: любит подковырнуть. Однако все только рассмеялись.

Целый месяц, да нет, больше, как я не пела, не подходила даже к роялю - не до того было... Как только все разошлись, опустели и обе террасы - я тихонько прошла в гостиную и села за рояль. В гостиной никого, тихонько стала пробовать, а там - забылась и по-настоящему распелась, попробовала и кое-что из романсов. Как будто ничего, все в порядке.

Вечером Константин Сергеевич спустился вниз. Я уже поджидала его, рассказала, что звонила Голубовская, собирается приехать и обещала поиграть, ну и мне тогда придется петь.

- Ах, так это вы днем пели? А что собираетесь с Голубовской?

- Не знаю еще, Константин Сергеевич, это будет зависеть от ее программы.

- Спуститься мне, когда будете репетировать?

- Нет, Константин Сергеевич, лучше не надо, если что будет плохо, вы уж потом, без нее, все мне скажете, а то если вы оба сразу - я тогда ничего уж не смогу.

- Боитесь,- улыбнулся Константин Сергеевич.

- Боюсь, конечно.

Станиславский хотел что-то еще сказать, но подошел Николай Афанасьевич - он уезжает завтра в Москву, и, видно, по делам нашего театра. Я отошла в сторону. Разговор их затянулся надолго.

В нашем театре вновь, в который уж раз, встает вопрос: петь солистам в хоре или не петь? В принципе, учитывая этическую сторону этого вопроса, вернее, всего дела Станиславского,- это решается, должно решаться однозначно - солистам в хоре петь. Практически же это далеко не так просто и даже вряд ли верно. И дело тут не в амбиции («Я солист»), не в престижности. Хор, участие в нем, безусловно, многому учит - и свободе на сцене, и выработке дикции, привычке, необходимости жить событиями пьесы, а не только присутствовать на сцене и петь данную мелодию, в данный момент.