Идет репетиция 2-й картины - «Комната Лизы» - ее ария «Откуда эти слезы?» В своем режиссерском плане Станиславский пишет: «Лиза садится за туалет и начинает расчесывать себе волосы и плакать, на этом проходит ария. Часто берет платок, утирается, подходит к окну, продолжая расчесывать, где можно, волосы. Смотрит в окно». Это было далеко не в характере музыки, напомню, что клавира с собой у Станиславского не было, но режиссура не посчиталась с этим и формально придерживалась точно слов Константина Сергеевича. Именно так я и показывала Ивану Михайловичу. Когда я встала, чтоб подойти к окну, Москвин меня остановил.

- Вас разве ничего не беспокоит, не   тревожит?

- И тревожит, и беспокоит, не разберусь никак в самой себе, плачу.

- И что же? Сидите вот так в кресле и готовитесь ко сну?

Москвин поднялся и вышел на «сцену» (репетиция шла в фойе театра, что выходит окнами на Пушкинскую улицу) - вышел, как-то вдруг пригнулся, прикусил почему-то кончик языка и стал кружить и кружить по «Лизиной комнате». Временами он как бы отмахивался от чего-то.

- Вот это ищите. Неотвязность, неспокойство, а сидеть и расчесывать волосы? Нет, это что-то не то...

Москвин - Лиза? Невероятно!

А ведь как-то тронул этим своим кружением внутреннее состояние моей Лизы. И у меня что-то «закружило» внутри, хотя я и продолжала сидеть в кресле, как было установлено, но внутренний ритм арии стал совсем иным, иными стали эмоциональные интонации. И расчесывание волос как-то незаметно ушло - остались думы беспокойные, мучительные: «Откуда эти слезы, зачем они?»... Я и к окну подходила иначе после подсказа Ивана Михайловича, как-то свободней, порывистей, с упоением исповедовалась ночи в своей любви.