Зверь подошел к краю рва, улегся, вытянув передние лапы, и стал смотреть на Константина Сергеевича. «Стал смотреть на него и я,- рассказывал Станиславский.- Долго мы так смотрели друг на друга, но мне в конце концов стало не по себе под пристальным взглядом зверя, я не выдержал - ушел. Вот видите, какая сила может быть в глазах, а вы всем этим пренебрегаете».

Видно, мой неотрывный взгляд все же беспокоит Константина Сергеевича. Он все чаще прикладывает руку к голове и тихонько ворошит сбоку свои волосы. Наконец, отрывается от работы и подымает голову... Я быстро выхожу вперед. Станиславский заметил меня, привстал.

- Константин Сергеевич, я уезжаю сегодня и хотела бы попрощаться с вами.

- Хорошо. Я скоро спущусь.

Все уже разошлись на прогулки. Вокруг никого. Только из бильярдной доносятся удары, кто-то с утра гоняет шары по сукну. Крокетная площадка, где жду Константина Сергеевича, вся еще сырая от ночной росы, но скоро подсохнет и шары застучат и здесь. Сижу как будто и спокойно, жду, а внутри... Лихорадочно летят мысли: «о чем не спросила, о чем не рассказала», а едва увидела приближающегося Константина Сергеевича - мигом все полетело кувырком и в голове пусто... Ничего... А ведь Константин Сергеевич любит, когда его о чем-то спрашивают. Что же это я? Вместо насущных вопросов глупо произношу пустую светскую фразу:

- Константин Сергеевич, я уезжаю сегодня, позвольте пожелать вам всего хорошего.- Стоило для этого отрывать Станиславского? Что-то он подумает обо мне?

А вот Станиславский не отделался от меня такой же пустой, ничего не значащей фразой, а опустился на скамейку, пригласил присесть и меня. У него сегодня на редкость усталый, отсутствующий вид - ему, конечно, не до меня, а ведь спустился, присел... Кляну себя, что посмела оторвать его от работы, нарушила распорядок его дня. Если бы уехала не попрощавшись - это было бы, наверное, куда менее невежливо.