Что говорить, такого всепокоряющего симфонизма партитуры Чайковского слышать раньше мне не приходилось. Все время казалось, что звуки музыки как бы полны света, даже тогда, когда они были тихи и печальны... Но главная линия, ось спектакля не угадывалась. Не улавливалось соподчинение всего и основной идеи постановки. Должна признаться, что и нынешнее состояние постановки Станиславского на сцене Музыкального театра его имени и имени Вл. И. Немировича-Данченко дает мне также немало поводов для размышлений и активно подталкивает взяться за решение нелегкой задачи описания работы Константина Сергеевича.

Спешу оговориться, что не упрекну никого - ни старшее поколение современных исполнителей, которые, по сути дела, уже входили в «уставший» спектакль, ни тем более совсем молодых - сегодняшних.

Сегодняшний спектакль - это уже не менее чем тысячная калька, причем калька с кальки же, не с оригинала. Она не только бледна, размыта, но сдвинута, и подчас очень серьезно. Это вопрос особый. Сейчас хотелось бы восстановить истоки, принципы первой постановки оперы в Студии и в Оперном театре имени Станиславского на Дмитровке, его оперного первенца, созданного в далекие 20-е годы.

Зимой 1920/21 года Станиславскому предстояло переехать на новое местожительство - из Каретного ряда в Леонтьевский переулок, д. 6. Особняк передавался в ведение Оперной студии Большого театра.

Я не зря останавливаюсь на этом факте. Неисповедимыми, как говорится, господними путями этот переезд сыграл решающую роль в рождении «Евгения Онегина» Станиславского. Останься К. С. Станиславский в Каретном ряду, кто знает, быть может, и не было бы его постановки «Евгения Онегина» вообще, а если бы она и состоялась, то была бы совсем иной, чем явилась в Леонтьевском.

21 января 1921 года К. С. Станиславский в окружении многочисленных студийцев впервые пришел посмотреть свое новое местожительство. Дом не отапливался, широкая деревянная лестница гулко трещала под ногами идущих. Пройдя через вестибюль в большой зал («Онегинской» нынче), Станиславский снял шапку, долго и молча смотрел перед собой...