Октябрьская революция, положившая начало советскому театру, вместе с тем до крайности обострила противоречия и несогласия между разными режиссерскими системами, которые были очевидны в пору общего кризиса театра предреволюционных лет.

Не было ни одного участка театральной работы - от основополагающей проблемы искусство и действительность до отношения, скажем, к сценической рампе,- где не разгорались бы жестокие перекрестные бои. Мейерхольд и Таиров с равной энергией и категоричностью отвергали все в искусстве Художественного театра, говорили о его банкротстве. Но с той же определенностью и запальчивостью они решительно спорили друг с другом - и тоже не по частным вопросам, а по генеральным проблемам. Вахтангов, преданный ученик Станиславского, во многом не соглашался с ним, резко отрицательно относился к теории и практике Таирова, не следовал и за Мейерхольдом, хотя считал его гениальным художником. Марджанишвили и его талантливый ученик Ахметели вместе создали корпорацию Дуруджи, но вскоре, как уже было упомянуто, между собой разошлись и недавнее единство превратилось в острый конфликт. Совсем иные, но не менее резкие противоречия существовали между виднейшими режиссерами Украины Гнатом Юрой и Лесем Курбасом, в Белоруссии - между Мировичем и Голубком и т. д.

Под градом обвинений (порой даже и политических), некрологов при жизни и насмешек наибольшую терпимость по отношению к противникам и оппонентам обнаруживал Станиславский. Есть вечное и есть модное в нашем искусстве. И то и другое нужно и важно,- писал он. Модное ярко блестит, кружит голову молодежи, но скоро проходит, оставляя после себя от всех модных открытий и исканий небольшой, но ценный кристалл, который кладется в урну вечного искусства, вечное искусство - это неугасимый маяк, который освещает главный творческий путь и, освещая своим вековым опытом новые завоевания, оценивает их, кристаллизует и полученный кристалл кладет и хранит в урне вечного искусства.