Одной из кардинальных проблем раннего советского театра были принципы отношений сцены и зрительного зала. Суть проблемы состояла в том, что в новом, народном театре зрители должны были быть не сторонними наблюдателями, а активными соучастниками театрального действия.

Идеологом и теоретиком в этой области был, как известно, Вяч. Иванов, выдвинувший еще до Октябрьской революции формулу соборности театра. Его теория, несмотря на то что в ней давали себя знать и мистицизм и религиозное чувство, была подхвачена и соответственно оформлена - более в декларациях, чем на практике,- деятелями Пролеткульта. Если же говорить о крупнейших режиссерах, то самым энергичным сторонником активного участия зрителей в спектакле был Мейерхольд.

Еще в 1908 году Мейерхольд, перекликаясь с Вяч. Ивановым, писал, что новый, условный театр вовлекает зрителя в активное участие в действии, что сцена должна быть превращена в алтарный помост, на который так легко в экстазе вбежать, чтобы приобщиться к служению. Теперь эта туманная мечта приобрела куда более определенное и конкретное содержание. Много света, радости, грандиозности и заражаемости, легкое творчество, вовлечение публики в действие и коллективный процесс создания спектакля - вот наша театральная программа,- писал режиссер в 1920 году.

И это было не благое пожелание, а реальная практика: в Зорях решительно сокрушена рампа, извечно разделявшая сцену и зрительный зал, для возбуждения, а точнее, для организации зрительского участия в действии в рядах рассаживались замаскированные актеры, которые в нужные моменты бурно реагировали на происходящие на сцене события, чтобы увлечь за собой всех; в финале спектакля актеры и зрители вместе пели Интернационал.

В какие-то моменты действия - особенно в тех случаях, когда со сцены звучали слова, волнующие сегодня всех, злободневные (известное сообщение Вестника о взятии Перекопа!),- режиссер достигал желаемого.