Таиров считал, что этот образ в значительной мере решается пантомимически, ибо главное должно заключаться не в том, что Комиссар говорит, а в том, что она видит, в том, как она оценивает, в том, какие внутренние процессы в ней совершаются. Пластическое и музыкальное решение спектакля было прочно связано с пластикой и ритмами игры Коонен.

В ту же пору Мейерхольд поставил Вступление. Рецензенты с изумлением писали об остром психологизме режиссуры Мейерхольда. И действительно, трагедия выброшенных из жизни людей в капиталистическом мире воспринималась как глубоко внутренняя человеческая трагедия. Но верно и то, что режиссер дал точный рисунок каждого движения, он поставил актеров в такие условия сценического существования, когда их герои оказались на пределе жизни: они живые и уже мертвые.

Мы выше говорили об одной открытой репетиции Мейерхольда. После Леса режиссер репетировал сцену из Вступления - разговор Нунбаха с бюстом Гете. Вот когда можно было воочию убедиться, что, повторяя и варьируя на свой лад показ Мейерхольда, Л. Н. Свердлин - прежде всего через пластику - достигал трагической силы психологического искусства.

Режиссер не был виден в актере - ведь зрители не знали, как создавался образ. Но он был виден в спектакле как его полновластный автор. Сцена в кафе,- писал тогда А. Мацкин,- по режиссерской разработке - вершина спектакля. Мерцание свечей, блеск цилиндров, замедленность актерских движений, истерическая нотка в диалоге - все это создает настроение сгущенного отчаяния, подлинного трагизма.

Внимание к человеку, психологизм стали свойственны искусству всех крупнейших режиссеров, но и в работе с актером и в создании атмосферы, художественного образа спектакля в целом они шли своими, индивидуальными путями. Анализ этих путей выходит за пределы статьи, но стоит, скажем, поставить в один ряд Врагов Немировича-Данченко, Вступление Мейерхольда и Оптимистическую трагедию Таирова - различия будут очевидны.