Несколько раньше событием в московской театральной жизни стали Таланты и поклонники, поставленные А. М. Лобановым в Студии Р. Н. Симонова. В этом вызывающе антитрадиционном спектакле было и озорство и изящество, но главное в нем - удивительное сочетание дерзкой условности, остроты режиссерской формы и психологической, лирической тонкости в образе Негиной, созданном молодой Ксенией Тарасовой.

Во всеобщем обращении к человеку как главному предмету сценического искусства мы вновь видим целостность и единство советской режиссерской школы. Но при этом нельзя не замечать, какими разными, индивидуальными путями шли режиссеры к постижению человека и выражению идеи в актерских образах, каких разных результатов они добивались.

В 30-е годы резко возрастает режиссерская активность Немировича-Данченко: он поставил Воскресение, Грозу, Любовь Яровую, Анну Каренину, Горе от ума, Три сестры, а также осуществил художественное руководство несколькими постановками других режиссеров. Далеко не все спектакли стали его победами, но нам сейчас важно подчеркнуть, в какие отношения вступал режиссер с актером в создании сценического образа человека.

В своей книге Из прошлого Немирович-Данченко высказал мысль о том, что режиссер должен умереть в актерском творчестве. Над этим афоризмом немало потешались театральные юмористы тех лет. Между тем, в нем, быть может, наиболее полно выражается режиссерская индивидуальность Немировича-Данченко.

При нынешнем всеобщем и непререкаемом авторитете патриарха русской сцены именно эта знаменитая его фраза часто вызывает сомнения. И не только у молодых режиссеров, которые не желают умирать, но и у критиков, в том числе у критиков, приверженных психологическому искусству театра.