Приходилось слышать мнение, что на сцене не выражена титаническая личность Толстого. Мне представляется это несправедливым. Человеческий масштаб Толстого измеряется здесь силой его страдания, могучим утверждением добра и правды, энергией нравственных исканий. Именно на этом пути И. Ильинский добивается высокой художественной убедительности. В согласии с автором пьесы и режиссером актер не щадит Толстого: не понятый, не защищенный ничем, он уходит со сцены и из жизни, как загнанный матерый волк. А вместе с тем Толстой в Малом театре являет собой высокий нравственный пример, ибо он до конца последователен в своей убежденности.

Впервые на драматической сцене создан психологически наполненный, правдивый образ Толстого. Это существенно и дорого. Однако не менее важно и то, что толстовский образ в Малом театре выходит за рамки портретности, узкой биографичности. Ведь став свидетелями, соучастниками последних дней Толстого, глубоко сочувствуя ему и во многом резко с ним не соглашаясь, мы задумываемся уже не только о нем, о прошлом, но и о нынешнем, о себе, о том, что нельзя, недопустимо, чтобы слово расходилось с делом, чтобы идеалы существовали сами по себе, а в реальной жизненной практике ими можно было и поступиться. И неожиданно мы ощущаем глубинную внутреннюю связь драматической баллады о Толстом с современными пьесами Иона Друцэ.

Спектакль Малого театра позволяет сделать важный, хотя далеко не новый художественный вывод. Театр, и прежде всего Игорь Ильинский, напомнили о всевластии актера, о его безмерных возможностях, и невольно задумываешься: как все-таки редко бывают у нас истинные актерские постижения и открытия, как задерживаются в своем развитии молодые актеры и как хочется увидеть среди них художников, равных по масштабу Качалову, Хмелеву, Щукину, Ильинскому. В этом желании нет и малейшего оттенка недоверия к режиссерскому театру, это было бы смешно, да ведь и Б. Равенских - сторонник волевой режиссуры.