Александр Степанович настаивает, чтобы мы вместе пошли к Собинову посоветоваться, что же мне все-таки делать, что предпринять? Отобрав ряд романсов, мы и отправились в Камергерский переулок. Пошли без чьего-либо звонка, без записки, просто вот так, «с улицы», как говорится. И были приняты сразу. И как радушно, тепло были приняты!

Внимательно, не останавливая, прослушал Леонид Витальевич все, что мы с собой принесли.

- Я думаю, - сказал он, - я думаю, вам все же надо пойти в оперу. В Консерваторию, пожалуй, не посоветую. Начнут ведь непременно «переставлять голос», а это ни к чему, у вас хорошая школа. Концертная же деятельность от вас никуда не уйдет. Я дам вам сейчас записку к дирижеру Михаилу Михайловичу Багриновскому, приготовьте с ним одну две партии, а потом приходите, тогда уж и подумаем, что вам делать дальше.

Я прозанималась с Михаилом Михайловичем до самой весны уже нового, 1923 года, приготовила с ним за полгода две партии - Чио-Чио-сан и полностью Татьяну, но... пришла к Собинову лишь через десять лет. Когда сама давно уже была актрисой Оперного театра имени Станиславского, а Леонид Витальевич был нашим художественным руководителем. Так вот получилось.

Весной кончились не только мои занятия с М. М. Багриновским, но кончилось, увы, и мое пребывание в гостеприимном подвале. Надо переезжать. Куда? Растерявшись, я запросилась было домой, но телеграмма: «Хоть в коридоре, хоть [на] комоде, но Москва. Мама» - заставила меня что-то искать. В конце концов нашелся угол в этом же доме. Ложе мое не столь высокого ранга, как комод, всего лишь сундук, но коридор был в наличии, к тому же предельно узкий! Ну, что ж, можно и так!

Немало сменилось крыш над головой, прежде чем я, будучи уже замужем, весной 1924 года поселилась с мужем в семье своего аккомпаниатора Александра Степановича Яппо на Собачьей площадке - в одном дворе с особняком С. И. Соболевского, друга Пушкина. Грустно вспоминать, что нет больше Собачьей площадки с ее маленьким круглым сквериком посередине, нет и самого особняка, в котором бывал Пушкин.