Ольга Станиславовна Соболевская обошлась, видите ли, - без Станиславского! Все   уже постигла.   Каково? Примадонна! Не принесла сама, не попросила приехать, нет. Послала билеты!

Сейчас воспринимаю тот свой поступок как нечто чудовищное по невоспитанности и бестактности. Как я могла? Или все еще пребываю в своих «роскошных» мечтах? Что ж, была и наказана. Константин Сергеевич ни на хоровых репетициях «Царской невесты», ни при случайных встречах в вестибюле или во дворе меня не замечает. Иногда я получаю ответный сухой поклон, но лицо его замкнуто. Что же - поделом!

В конце учебного сезона 1925/26 года, в мае, когда Станиславский будет посвободнее, предполагается экзамен по «системе» класса 3. Соколовой.

Что же мы будем показывать, «сдавать»? И вообще, можно ли «сдавать» эту живую, вечно меняющуюся, ищущую, находящуюся в вечном движении, поиске «систему»?

Кто нам будет задавать вопросы - Зинаида Сергеевна или сам Константин Сергеевич? И что на них надо отвечать? Как? Словами или тут же действовать?

Занятия самого Станиславского по актерскому мастерству, его разъяснения своих положений всегда шли вдохновенно, окрылено как-то, мы - молодежь - неопытные и зеленые, чувствовали себя во время его встреч с нами как бы соучастниками его поисков, что-то искали, быть может, и сами для себя. Конечно, далеко не сразу, не просто все услышанное на занятиях Станиславского воспринималось. Лишь со временем его учение как бы проникало в тебя, делалось твоей второй натурой.

Не только опера, но и всякое другое искусство - будь то литература, музыка, пластические искусства, во всем их многообразии, - стали восприниматься нами теперь с позиций учения Станиславского. На уроках же Зинаиды Сергеевны - при всей ее преданности брату - мы не встречались с тем творческим запалом, которым были заряжены все занятия Станиславского, будь то «система», будь то хоровая репетиция или работа с кем-нибудь из нас над партией сольной. Он захватывал.