Чего-то родного, близкого не хватает - трюмо это жило с нами, отражало наши лица, то радостные, то печальные. Мы одевались перед ним, пудрились, охорашивались, нравились сами себе, а часто и огорчались своим видом. А на диване - гора шуб, пальто - собираемся уходить домой, чтоб скоро вернуться сюда снова... Так бегут передо мной виденья давно ушедших дней...

А Константин Сергеевич - уже около этого качающегося трюмо. Правую ногу завел за него (над трюмо нависает бронзовое бра, и Константин Сергеевич хорошо освещен), а левую ногу, что перед трюмо, согнув, поднял и... повис в воздухе... Мы опешили. Что это? Но вот Константин Сергеевич быстро перегнулся всем телом из-за зеркала, налег на «руль» и быстро завертел «педали» обеими ногами! Я не оговорилась, обе ноги бешено крутили «педали велосипеда». Было смешно  непонятно! Обе ноги... Далеко не сразу мы сообразили, что это его левая нога отражается в зеркале, а правая за зеркалом крепко удерживает склоненную из-за зеркала фигуру Константина Сергеевича. Рама трюмо помогала ему стремительно нестись на велосипеде. Но едва мы зааплодировали, засмеялись, как Константин Сергеевич «на ходу» соскочил с велосипеда - приехал! «Ну, теперь вернемся в зал - пройдем еще раз весь акт».

Как же тонко Константин Сергеевич почувствовал, что не только Колен - Ниверский, а мы все предельно устали и ничего больше уже не можем... Ничего не говоря, он переключил всех нас на совсем иное... мы отвлеклись, навосхищались мастерством самого Константина Сергеевича, посмеялись до упаду и, отдохнувшие, снова пошли репетировать.

Как же все хорошо пошло у нас! И грустно-веселый разговор Марселя с Рудольфом, и цирковые номера всей четверки, и ария Колена, как легко было и мне - Мими, и как чудно прозвучала молитва Мюзетты и даже трудные вскрики Рудольфа «Мими! Мими!» прозвучали у Николая Платоновича так безнадежно, с такой тоской, что мне, уже «умершей», трудно было удержаться от слез, они медленно текли из-под закрытых век...

Примолкшие, благодарные Станиславскому за только что пережитое, в молчании расходились мы по домам. Было далеко за полночь.