Дожив до 90, а то и больше лет, князь не отставал от молодых привычек, франтил вовсю, обожал приемы и балы. Гостей непременно приветствовал всех сам, стоя наверху парадной лестницы. Готовиться к вечернему приему он начинал часа за три-четыре. Лакей его одевал, обувал, брил, а главное -- делал ему лицо.

Что это? Перед нами в кресле сидел маленький, сгорбившийся старикашка. Куда девался Константин Сергеевич? Его царственная осанка? Он как-то сполз, что ли, с кресла? Оплывшие щеки, казалось, лежали на груди, маленькие глазки смотрели злобно и нетерпеливо. Своими руками, которые стали теперь руками лакея, Константин Сергеевич начинал как бы подтягивать кверху кожу своего лица, молодел на глазах и начинал туго-туго завязывать воображаемой веревочкой собранную в комочек кожу на затылке, вернее, на темени. Поверх натягивал парик, накладывал последние румяна на дряблые щеки,., пудра, духи... и перед нами весь затянутый, весь сделанный, церемонно улыбающийся старик давно минувших лет, встречающий застывшей улыбкой подходящих к нему гостей... Но съезд кончается - гости давно уже танцуют, играют в карты. Хозяин тронуться с места не рискует - он дожидается лакея... Узелок на темени, хоть и туго затянутый, постепенно развязывается, и из-под парика медленно, но неукоснительно сползают на старинное кружевное жабо щеки, лоб полон морщин, нос опускается к губам - опоздавшие гости проходят мимо, не узнавая хозяина.

Перед нами на зеленой лужайке в плетеном кресле вновь сидел 90-летний старикашка.

- Лакеи торопятся увести князя - прием для него окончен. Гости веселятся без него, - заканчивает Константин Сергеевич.

Гром аплодисментов, восклицаний, восторга, смеха был ответом на удивительное мастерство, великолепное мастерство перевоплощения и не только внешнего- ведь мы видели его глаза-«не его глаза».