Я увлеклась женатым человеком, обремененным семьей, решила уйти от мужа, но и боялась уйти от мужа, боялась остаться одной. И где тогда жить, на какие средства? Всего боюсь. Я хотела спросить Константина Сергеевича, как лучше, как чище, как справедливее мне поступить. Никого не было рядом - старшего, все понимающего. Был один Константин Сергеевич.

Сейчас, в конце своей жизни, не могу себя оправдать, но тогда во мне все еще звучали последние слова Константина Сергеевича перед моим отъездом из Кисловодска: «Я ваш друг, я в таком возрасте, что мне можно сказать все свои тайны». А не пришло тогда в голову, что слова эти - светская любезность и не больше? Совсем-то последние слова Константина Сергеевича, когда он уже уходил к себе, были другие: «тренаж, тренаж, ежедневный тренаж». Как же я решилась? Не понимаю!

Вот и наступило это «завтра» - 28 ноября. Это понедельник - наш свободный день. Ровно в восемь я в Студии. Сижу около нашей круглой черной железной печки, что за колоннами вестибюля. Жду. У Константина Сергеевича какое-то совещание в нашем зале. Вскоре оттуда вышли какие-то люди, кто-то из актеров МХАТа, за ними вышел и Константин Сергеевич.

Господи, как он радушно, тепло поздоровался со мной, поцеловал руку: «Ну, пойдемте», - и мы прошли с ним в зал.

Почему-то в зале вдоль всей правой стены, что от двери, стояли вплотную друг к другу в два ряда стулья, были заставлены и оба кресла Константина Сергеевича. Я села, присел рядом и Константин Сергеевич: «Ну-с, Фома неверующий, что у вас не ладится? Давайте разберемся, рассказывайте», - и я начала. Издалека начала... Как я решилась на это - на эту исповедь, личную, не творческую, сейчас просто не могу понять. Я беспредельно верила Константину Сергеевичу, но вот понимала ли его высокое и бескомпромиссное служение искусству? Вероятно, до конца не понимала.