Как же я не понимала, какой дар был у меня в ладонях - доброе внимание Станиславского - бесценный дар!

Так обернулся ко мне под конец такой счастливый, такой счастливый год!

Если бы все знать наперед, если бы знать...

Вот и декабрь. Пою 4-го «Богему». Что это значит? Пою и следующий спектакль 30 декабря. Более того, все репетиции с новым Рудольфом - Д. Ангуладзе назначаются тоже только со мной. Что же все-таки это значит? Может, и впрямь перемелется? Боюсь и думать. Боюсь загадывать.

19 января уже нового, 1928 года прошла премьера «Майской ночи», таинственной, полной чудес. Не могу еще и еще раз не повторить: какой же это был молодой, заражающий спектакль! С каким удовольствием, радостью все мы, без исключения, участвовали в нем: как было весело, приподнято за кулисами. И какая была пресса! Единодушная, утверждающая огромный вклад К. С. Станиславского в оперное сценическое искусство. Хотя встречались и вопросы: с кем, мол, режиссер? С теми, кто в его постановке задорно смеется над всякой чертовщиной во II акте, или же он с фантастикой III акта, которая так тщательно и любовно им подана?

Станиславский был просто верен авторам этой чудесной майской сказки - и Гоголю и Римскому-Корсакову.

Едва прошла премьера «Майской ночи», как Станиславский полностью погружается в заботы о новой постановке. В нашем театре готовится «Борис Годунов» по партитуре самого М. П. Мусоргского, восстановленной при помощи новых изыскании профессора Московской консерватории - Павла Александровича Ламма.

Уже шестого февраля Станиславский, вся режиссерская группа - Б. И. Вершилов, В. В. Залесская. П. И. Румянцев и вся труппа прослушивают эту новую партитуру. Профессор Ламм тут же дает свои объяснения по поводу ряда сделанных изменений, соотнося их с прежней редакцией Н. А. Римского-Корсакова.