Сейчас что-то произойдет - в зале наступала напряженная тишина... Герман, все пятясь, наталкивался на только что оставленный табурет, садился, тень тут же мгновенно пропадала, видение исчезало... В руках Германа карты - он лихорадочно ищет - тройка, семерка, туз... тройка семерка, туз...

Лишь постепенно проходило оцепенение в зале, и раздавались долго не умолкавшие аплодисменты...

Станиславский вернулся из-за границы лишь через два года -3 ноября 1930 года.

Пройдет еще два года, прежде чем он сумеет просмотреть несколько сцен «Пиковой дамы» в зале Студии (это уже 1932 год, 13 декабря). Показом Константин Сергеевич не остался доволен, больше - разочарован и явно огорчен.

Спустя еще два года, успев поставить за это время в Оперном театре «Золотого петушка», «Севильского цирюльника», только изредка бывая на репетициях в самом театре, интенсивно репетируя «Кармен», Станиславский вновь возвращается к мысли о «Пиковой даме», о новой ее постановке, с новым художником. Он вступает в переписку и встречается с молодым художником В. Е. Панфиловым (это уже, напомню, 1935/36 год). Его указания художнику, сохранившиеся на фотокопиях эскизов декораций В. Е. Панфилова, не дают, однако, основания говорить о каком-либо принципиально новом замысле Станиславского. Наоборот, все остается как будто прежним. Хотя а утверждать тут что-либо рискованно - ведь это самое начало работы, предварительная наметка, нащупывание и, кто знает, как бы все это реализовалось в спектакле? Стоит, например, остановиться на указаниях Станиславского, особенно к 4-й картине оперы - «Комната Графини». «Спальня. Намек и хороший есть в сегодняшних набросках. Доминирует кровать. Душная комната. Утверждаю с поправками: налево у окна, на самой авансцене огромный богатейший туалет с занавесками из тюля под XVIII век. Сделать дверь посередине сцены, сзади кровать, а за ней анфилада, по которой идет процессия со свечами, будет видна через щель тюля над кроватью. Кровать по возможности придвинуть к авансцене. Не забудьте киот с образами или что другое, чтобы были китайские тени при входе Германа».