Я написала в «неторопливости летнего отдыха»... Для большинства «Узкое» - это действительно отдых: мы все гуляем, читаем, болтаем, много смеемся - ничего не делаем, не работаем... А Станиславский?

Когда бы ни взглянуть на окна его комнаты - утром ли, или даже после ужина - всегда увидишь его голову, склоненную над столом. Пишет. Думает. Работает. Постоянно. Каждый день. И когда он спускается вниз на один, два часа - это тоже вряд ли полный отдых. Хотя?.. Быть может, мимо идущая жизнь санатория все же давала Станиславскому какую-то передышку? Разрядку? Но он ведь не может смотреть просто так,- он всегда наблюдает, все попадает в круг его наблюдения, быть может, и машинального уже, в силу давней привычки. Но, думается, что это все же отвлекает его немного от беспрестанных дум, от того, что волнует, если не мучит...

В Кисловодске он был другой, хотя работал там, быть может, и не меньше - он не избегал тогда людей, приходил к общему столу, много проводил времени со всеми, много рассказывал, много смеялся. Здесь, в «Узком», он занят только работой, только мыслями о ней.

Казалось бы, с годами жизнь, работа, интересы - все замедляет свой бег, затухает. У Станиславского иначе - он торопится, спешит успеть. Успеть научить, успеть досказать, дописать, отдать то, к чему пришел, то, во что твердо верит. Он ведь как-то сказал: «Я не боюсь смерти - раз и готово, боюсь не успеть все сказать, все сделать».

Вернувшись из «Узкого» в Москву в десятых числах сентября, Станиславский сразу же с головой уходит в творческие и административные дела обоих театров и, конечно, продолжает писать свой «наказ» - наказ будущим молодым, идущим после него.

Его жизнь, ее темп, наполненность работой вопреки законам природы все убыстряется, время уплотняется. Это увлеченное неистовство в работе подгоняется все время чувством долга, ответственности и приводит подчас к досадным затяжным перерывам.