Узнай об этом Константин Сергеевич, как бы он пристыдил меня, ох, лучше и не думать. Не делаю этим признанием себе комплимента, понимаю это, но. как же мне нелегко было в то время.

Я боялась каждого выхода на сцену, боялась партнеров, боялась дирижеров. Каждый спектакль - как путь на Голгофу. И чем дальше - тем трудней и тем хуже мои выступления.

Как же быть дальше?

Вмешалась   мой добрый   друг - Агда   Ивановна

Стенрос, она единственная знала,   в чем дело. Она заставила меня добиться репетиции с Б. Эм. Хайки-ным (он дирижировал и «Пиковой дамой» и «Богемой»), заставила на этой встрече и объясниться с ним со всей откровенностью.

Выслушав весь мой сбивчивый, невнятный рассказ, Борис Эммануилович сказал:

- Что же вы так долго молчали? Чего боялись? Мало ли кому что не нравится в нас. Как же можно? Ведь мне тоже далеко не радостно было с вами встречаться. Каких мне нервов стоил каждый ваш спектакль - вы не шли со мной вместе, я, дирижер, все время должен был в напряжении следить за вами: какой возьмете темп, вступите вовремя или задержитесь. Что я, дирижер, мог тут подумать? Только одно: «госпожа Соболевская» плюет на меня, дирижера, только это. Не удостаивает считаться со мной, как с музыкантом, как будто меня за пультом и нет. Как не стыдно!

Боже мой, как же вздохнулось, как легко, радостно мы тогда поработали, как хорошо все   ладилось. Была весна 1933 года.

Позади два страшных сезона. Даже сейчас, спустя пятьдесят лет, вспоминать их тяжко и больно.

Как часто мы раним друг друга - больно и незаслуженно, не думая, чем это может подчас обернуться.

Срываемся, забываем...

Как же мне пелось после этого объяснения с Борисом Эммануиловичем, как легко и всегда радостно.