Ведет Станиславский и постоянную переписку по этому вопросу с известным музыковедом В. М. Беляевым - там попадаются названия опер и И. Стравинского «Мавра», «Царь Эдип». Станиславский бесспорно чувствовал свою в какой-то мере ответственность за судьбу новой оперы - поэтому и не спешил.

Недаром в своем выступлении на первом заседании «Общества друзей Оперной студии» его имени (15-XI-1925 года) Константин Сергеевич прежде всего останавливается на вопросе: в чем главная задача и Оперной студии и его личная в бурные годы становления нового революционного искусства?

Он говорит о «безусловной» необходимости сохранить то лучшее, важное, непреходящее, что есть в искусстве Большого театра и в искусстве Художественного театра. В соединении этих культур он видит залог сохранения традиций русского искусства, которые сейчас могут и погибнуть. «Мы должны как сможем, сумеем сохранить эти традиции для будущего поколения. Наш долг перед народом не только играть какие-то внешние штучки (то есть внешние приметы времени.- О. С). - но подлинные глубокие чувства целого поколения, целой огромной эпохи. К этому надо быть готовым.

Традиции прошлого искусства помогут нам культивировать в будущем то новое искусство, которое теперь только зарождается и будет постепенно прогрессировать.

Сейчас в этом наша главная цель.

Но все это делается не для того, чтобы культивировать только старое».

Говоря о необходимости сохранения традиций прошлого, Станиславский имеет в виду, конечно, не традиционные приемы игры в опере, но великие традиции русского искусства, русской культуры вообще - ее демократизм, гуманность, ее проникновение в глубочайшие психологические пласты человеческой личности.

Этого он ждет и от новой советской оперы. Требовательность Станиславского закономерна, естественна и его осторожность.