- Кровать вам ставили? - сразу спросил Станиславский.

- Нет, Константин Сергеевич, не ставили. Мы только беседовали с Зинаидой Сергеевной. Так, как идет сцена «Письма» у вас в спектакле, мне как-то трудно, я не понимаю... Я много раз пробовала дома, но как-то неловко мне. Не выходит так. Мне хотелось бы вот обнять свои колени, обхватить их руками (я попыталась тут же это сделать, сидя на стуле), так вот и сидеть в постели - то писать, то как бы сама с собой разговаривать, то к Онегину обратиться, то вспоминать. А как у вас... мне неловко как-то.

- Что же, будем пробовать. Посмотрим. Как по-вашему, с чего начинается Татьяна?

- С дуэта «Слыхали ль вы», Константин Сергеевич.

Станиславский весело, громко рассмеялся.

- Это в опере. Я плохо задал вопрос. Как вы сами себе представляете жизнь Татьяны? Что она за человек? Внимательно ли вы читаете Пушкина? Хорошо ли знаете время Татьяны? Чем занята она, как течет ее день? Жизнь? Ну вот хотя бы, как начинается ее день?

Я быстро и так же невпопад отвечаю:

- Как встанет, убирает свою постель, а, по... Станиславский не дает мне докончить и снова смеется.

- Ну, это делают дворовые девки и няня, а что сама Татьяна? Чем она занята с утра до вечера?

- Я как-то не задумывалась об этом, Константин Сергеевич. Наверное, как и у Пушкина, много читает, бродит по полям, лесам, мечтает. В этом и проходят все ее дни - в мечтах, раздумьях.

- Верно, все так, вот и попробуйте мне рассказать об этом. Как о самой себе расскажите. Вот вы - Татьяна сейчас. Попробуйте.

- Не сумею, Константин Сергеевич, я как-то не думала об этом.

- Как же так? Так-таки и не думали совсем?

- Нет, я думала, конечно, но не о себе - Татьяне, а об Онегине. О нем я думала постоянно. Онегин мне представляется трагически несчастным человеком. Он для меня какой-то двойной - прекрасный, недосягаемый, и в то же время близкий - и я понимаю, что ему нехорошо...

Говорила я долго - и Онегин, и Печорин, и сам Лермонтов, и Андрей Болконский - все это любимые герои еще с ранних, ранних лет.