Проходит ночь, редеет сумрак, в лучах восходящего солнца меркнет лампада... Солнце! Оно осветило и полог, и низкий потолок антресолей (где в ту пору всегда размещались спальни), заиграло яркими зайчиками по стенам. Татьяна сошла с постели («Пастух играет, и солнышко встает... а я то»)...

Кое-кто находил эту сцену, проведенную всю в постели, заданной насильственно. Но, быть может, именно эта заданная неизменность пространства (вспомним, что «портик» должен был в том или ином качестве неукоснительно присутствовать в композиции любой сцены) особенно ярко показала поразительную изобретательность фантазии Станиславского, всегда в то же время органичную и обоснованную.

Солнце все выше и выше - вся комната залита им. Какая незатейливая сельская комнатка, какая русская природа вошла сюда и как растерянно-печальна и нервна Татьяна на фоне этого солнечного утра ранней осени...

Вошла Няня: «Да ты, красавица, готова!» Весь разговор с ней набирает у Татьяны все более нервные, почти раздраженные интонации. Но едва Няня уносила ее ночное признание, как она бежала за ней к двери - вернуть, вернуть! и назад, окликнуть из окна... вернуть!! Поздно....

На это беспокойное метание Татьяны Станиславский использовал все такты тревожного тремоло оркестра от его forte до полного затухания piano-pianissimo, когда Татьяна в изнеможении падала на колени около кровати.

Сцена свидания

Пластическое решение Станиславским этой сцены в помещении Студии полностью совпадало с определением «Виньетка». Виньетка - малый жанр изобразительного искусства, где форма как бы изнутри ограничивает самое себя,- в то же время жанр интимный. Стена зала, в которую встроен мраморный «портик» (сейчас - «Беседка»), а также боковые стены зала тонально сливались с полотнищами раздвинутого холстяного занавеса. На их фоне вырисовывались абрис портика и переплетения из зеленой дранки между его колоннами.