Перед куплетами Трике ее долго ищут и, наконец, насильно выводят из боковых дверей столовой. Поблагодарив Трике за поздравление, она уводит его опять-таки куда-то в глубь дома. Зритель увидит ее теперь лишь в конце разгоревшейся ссоры Ленского с Онегиным, ссоры, закончившейся так трагически и так ненужно, нелепо.

И здесь, в трагическом финале своего праздника, Татьяна, как и во время общего веселья, - одна. Станиславский удивительно просто, естественно выделяет, показывает ее трагическое одиночество.

Что толкнуло умного Онегина так раздражиться, так необдуманно пуститься назло Ленскому в глупый флирт с его невестой? Он позволил себе здесь, в деревне, быть безукоризненно светским и протанцевал один-другой тур вальса с виновницей праздника, с Татьяной? Так ведь это пустая светская любезность - вежливый ответ на приглашение быть на именинах - не больше! А в результате? Его уже женят, уже жалеют Татьяну и не щадят его самого. Смешно! Попал в глупое положение - вот причина. Глупое положение по воле старых сплетниц в допотопных чепцах - вот причина? «Я не прощу Владимиру услугу эту - буду ухаживать за Ольгой...», но взяв себя в руки, Онегин - «Наедине с своей душой/был недоволен сам собой». Но увы! Теперь уже все катится к своему неотвратимому концу...

Станиславский в этой сцене хотел видеть Ленского «совершенно растерявшимся от всех неожиданностей юношей». «Жалкий, несчастный»,- говорил Константин Сергеевич.

Как удивительно построен Чайковским этот своеобразный финальный квинтет - когда в лирические признания Ленского постепенно вступают все остальные персонажи - Онегин, недовольный собой, встревоженная Татьяна, наконец, обеспокоенные, но рассудительные Ларина и Ольга, когда в конце 1-й части квинтета остается лишь полный боли и страдания голос Татьяны: «Ах, терзает мне сердце тоска... она мне сжала сердце больно так, жестоко». Все смолкли, и ее фраза звучала особенно мучительно и скорбно...