И в самом деле - в окнах фабрики замелькали фигуры женщин - одна, другая, третья... Сбегают по лестнице, в переулок, а там уже торговки, разносчики какой-то еды, каких-то мелочей. Из кордегардии потянулись к забору солдаты: «Всех бы их обнять, к каждой приласкаться... Всех бы их сюда - и целовать подряд, одинок солдат и подруге рад». («Сантиментальные коты», - записывает Румянцев за Станиславским)

- Только не начинайте сразу чуть ли не с объятий с солдатами, - обращается Станиславский к артисткам ансамбля, - это по пьесе, по ее сквозному действию нам не нужно. Вы нужны сейчас для создания мирной атмосферы, как контраст для появления Кармен.

И зритель опять поражен... Он слышал привычный, ни в чем не измененный, дивной красоты хор: «Вьется дым, синий дым сигар, и туманит, и туманит... сердце к сердцу тихо манит...», но видел далеко не привычное. Здесь не было ярких, вьющихся вокруг ног, широчайших юбок, нарядных шалей, высоких гребней. Зритель не увидел заправских соблазнительниц с традиционными «испанистыми» ухватками, с виляющей походкой (твердо считающейся испанской),- это были работницы. Молодые, многие красивые, небрежно, бедно одетые; работницы, вышедшие в час отдыха поесть, что-то купить, пофлиртовать, выкурить на досуге сигаретку...

Станиславский не мог оставить этот хор только хором - прекрасной песней, под которую в такт, а иногда и не в такт, чуть подтанцовывая, хористки шаблонно, «испанисто» соблазняли мужчин. Да, кстати, стоит и задать вопрос: так ли уж сливалась вся эта «испанистость» с музыкой Бизе? Банальность поведения - с истинной красотой музыки?

Оставь Станиславский всю эту извечную традиционность, закономерен стал бы и «шикарный» выход покорительницы мужских сердец Кармен, в шикарном туалете, но... места для той Кармен, которую видел Станиславский, тогда не оказалось бы.