Так, в тесном объятии заканчивался этот дуэт - сцена Кармен и Хосе.

Зритель восторженно аплодировал смелости Станиславского. Дело было не в смелости. Он не собирался ею кого-либо поражать. Станиславский просто шел по логике человеческого поведения. Не больше. Правда, и не меньше.

В продолжение всей этой сцены цыгане, попрятавшиеся еще в начале картины в глубине сцены, показывают головы, когда Кармен и Хосе укладываются на ложе.

Какой яркий штрих, рисующий эту среду, куда попал Хосе, да и саму Кармен тоже! Кармен ведь знала, что она здесь не одна с Хосе.

Внезапный приход Цуниги так и заставал Кармен и Хосе лежащих в тесных объятиях. «Ну, брат, снимайся».- «Нет». - «Солдат к черту сейчас!» - «Ко мне, ко мне», - сзывает Кармен своих товарищей на помощь, и сцена мгновенно заполнялась вылезшими изо всех щелей и закоулков подвала цыганами.

Вся дальнейшая сцена с Цунигой обыкновенно решается как легкая насмешка над старым селадоном - над его претензиями любовника. Станиславский же решает ее с поразительной целеустремленностью, в полном соподчинении сверхзадаче этого акта - «линии любви Кармен», «линии падения Хосе».

Музыка полна интонаций издевки, подчас очень острых - и Станиславский именно это берет за основу.

Обращаясь к Гольдиной - Кармен, Станиславский говорит:

- Теперь приход Цуниги. Что это для вас? Его нужно разыграть и оболванить, чтоб сильнее прикрепить к себе Хосе. Если этой внутренней линии у вас не будет, то будет фокус ради фокуса, и вся сцена с Цунигой будет просто балаган. А вам надо унизить его в глазах Хосе, и спровоцировать Хосе против начальства, и тем самым создать еще одно препятствие для его ухода обратно в казарму.

Что же видел зритель?