С каким-то суровым вызовом прямо в лицо Хосе начинала Кармен свою Сегедилью: «Да, знаем мы орлов Сиерры и гор сторожевой дозор, но знают и карабинеры навахи краткий разговор». Кармен упорно утверждала: «Я с гор, ты мой земляк».

- Вы, - обращается Станиславский к актрисе, - влюблены, но вам надо и выбраться из-за решетки. Отсюда чувствуете, что надо его заманить. Ищите этих приспособлений и все время проверяйте, что его берет. Будьте то наглая, то несчастная, то черт в клетке, то продается на весь мир и кричит в окно: «Но вот конец недели, свободна я, бери меня». Все время не забывайте следить за Хосе, старайтесь поймать его глаза - тут ему будет конец. А вы, Хосе, - обращается Станиславский к артисту Воскресенскому, - наоборот, бойтесь ее глаз. Чувствуете, что тут ваша погибель. Вас тянет, влечет, но вы отчаянно боретесь с этим, считаете это грехом, изменой невесте. Ищите, чем себя отвлечь, но в то же время ищите и возможности украдкой взглянуть на нее. Вот так и наблюдайте один за другим.

Все чаще Хосе забывает отвернуться, все чаще на его лице появляется улыбка, зажигаются любовью глаза.

Зритель был захвачен этим поединком - когда одна с дьявольским изобретательством забирала себе волю другого, а этот другой и хотел этого, и противился этому беспомощно и наивно: «Молчи. И отвернись. На меня не гляди», и наконец, сдавался. А Кармен увлекала все настойчивей: «Спустится ночь на Севилью, знаешь таверну в стене... Там тебя я буду ждать в окне».

Хосе сдавался мучительно, явно сознавая, в какую пропасть он летит: «Кармен, ты цыганка, ты все позабудешь», но наконец без оглядки летел в эту пропасть: «Ах, обещай мне, Кармен, скажи, что ты придешь» - это было уже порабощение... Гипноз Кармен побеждал.