Эффект этого контраста был неожидан, резок - казалось, Станиславским нарушена закономерность музыкальной драматургии Бизе. Но нет. Станиславский идет с Бизе вместе. Долгое фермато в оркестре (перед поднятием занавеса) как бы переключает слушателя совсем в другой характер музыки (allegretto moderato). Какие появились осторожные, полные тревоги, страха интонации, в них чудятся опасливые оглядки, перебежки.

Вот слева от зрителя, на узкой тропе, по самому краю утесов показались крадущиеся, прижимающиеся к скалам фигуры контрабандистов. Это не романтические оперные разбойники, лихо бравирующие на краю пропасти, - это бандиты, знающие меру опасности своей работы, меру своей жизни.

- Вот здесь-то настоящее дело, ради которого и существует в вашей жизни фабрика, таверна. Общее сквозное действие здесь - кругом опасность, надо избежать ее и дойти до привала, - говорит Станиславский участникам этой сцены. Их всего четырнадцать: шесть непременных солистов - Фраскита, Мерседес, Кармен, Хосе, Ромендадо, Данкайро и восемь человек хора. Это первая партия контрабандистов.

Зритель с неослабным вниманием следил, как все двадцать страниц клавира этого замечательного ансамбля - секстет с хором - проходили в естественных, земных делах, - бандитам нужно было миновать опасный перевал, а на привале поскорее растащить тюки по пещерам, развести огонь и лечь, наконец, отдохнуть.

Кое-кто из критиков готов был увидеть, что драма и здесь одержала верх над музыкой. Но все эти простые жизненные дела были так спаяны с музыкой, так пронизаны ею - каждый поворот, каждый   шаг.

Лишь один Хосе не принимал никакого участия в дорожной суете своих товарищей. Товарищей ли? Он здесь с ними только потому, что с ними Кармен. Только из-за нее и ради нее.

Хосе вплетает в секстет звучание своего голоса, но мысли его далеко. Он пел как бы машинально. Весь вид его, одиноко в стороне ото всех сидящего у ручья, его глаза, устремленные куда-то вдаль за мостик, - откровенно говорили об этом.