В объятиях друг друга, не отрывая друг от друга горящих, любящих глаз, Кармен и Эскамильо, однако, очень серьезны, почти суровы.

- Помните, - говорит Станиславский, - Эскамильо идет сейчас, быть может, на смерть; этот дуэт - серьезнейший разговор, не делайте из него любовной шарманки, не сладите его помадой, это не флирт.

Дуэт чрезвычайно короток, в него врывается реплика хора и тем прерывает его: «Время, время, быка на арену», - требовали сидящие в цирке.

Проводив Эскамильо, Кармен возвращалась к Мадонне и раскладывала между свечей оставшиеся цветы.

На легком arpedgio фагота где-то в глубине коридоров появляется согбенная фигура. Это Доротея. У Бизе здесь Фраскита и Мерседес, но Станиславский просил Хайкина согласиться на такую замену. Зловещая фигура древней цыганки казалась здесь Станиславскому более уместной.

«Кармен, не оставайся тут». - «Что за вздор?!» - «Дон Хосе, он в толпе за тобою следит». - «Да? Ну так что же?.. Я не боюсь!»

- Не произносите эти слова танцующе, - предостерегает Станиславский актрису. - Вы не пугаетесь внешне, и это уже смелость. А на самом деле?

- На самом деле она мне просто мешает сейчас,- отвечает Гольдина.

- И только? - удивляется Станиславский. - А карты? Вы забыли? Карты, судьбу и предсказания? Я бы на вашем месте безумно испугался, но собрался бы и не показал виду.

«Смотри», - в последний раз предупреждала Доротея свою питомицу и крадучись, все время оглядываясь, исчезала где-то в глубине коридоров.

Кармен на сцене опять одна. Теперь зритель оставался наедине с нею надолго. В оркестре еще слышны отголоски марша квадрильи, но мелодия начинает как бы все спотыкаться на нисходящих октавах - раз, другой, третий и, наконец, на совершенном pianissimo легким sforzando вновь возникала тема судьбы. Пять нот...

- Я хочу на этом куске музыки помолиться об Эскамильо, - говорит актриса Станиславскому.