Из зрительного зала теперь видна только склоненная фигура Кармен - она совсем приникла между свечей и роз к ногам Мадонны. Быть может, Кармен любит по-настоящему? Так, когда любят не для себя? Первый раз молится за кого-то, желает добра кому-то, а не только себе?

Глубокой печалью веяло от этой склоненной фигуры Кармен.

Сухой аккорд настойчивым fortissimo заставляет Кармен поднять голову. «Ты здесь?!» - вопрос ее звучал без тени удивления, страха, он был безразличен. От серой темной стены отделялась такая же серая темная фигура. «Да, здесь», - откликался Хосе...

- Теперь все дело в самом страшном, самом сильном моменте спектакля, в этом последнем дуэте Кармен и Хосе, - говорит Станиславский.

В этом «самом страшном, самом сильном моменте» как в фокусе сконцентрировалась основная мысль постановщика.

Чуждые миры. Стена непонимания.

Зритель присутствовал при напряженнейшей, скрытой внутренней борьбе двух людей («Бьются, как волки», - говорил Станиславский), борьбе, которая все время трагически будет наталкиваться на непроницаемую стену обоюдного непонимания. Это было последнее фатальное столкновение разных миропониманий, а не просто столкновение бывших возлюбленных.

И Станиславский решает это столкновение внешне совершенно необычно - почти статуарно, скупо и как-то даже тихо, если можно так сказать об этой насыщенной страстями сцене (наружу они вырывались у артистов лишь в самый последний момент). Противоречило ли это страстной музыке Бизе? Думается, нет! Станиславский только не дал исполнителям перейти на внешнее ее иллюстрирование - переводя все в глубоко скрытую психологическую насыщенность их самочувствия.

- Для Хосе, - говорит Станиславский, - наивного деревенского парня, совершенно непреложно, что раз женщина его полюбила - то это на всю жизнь. Иначе этого он себе представить не может. И вот тут сталкиваются два мировоззрения - свободы и сознания долга; сталкиваются две несоизмеримые вещи.