Робость, неуверенность, присущие героине, вдруг ощущаются как свойства актрисы, и тогда Яровая превращается в неприметную фигуру. Надо пожелать Т. Надеждиной большей углубленности в этой роли, большей веры в человеческую ценность такой героини, как она задумана. Наверное, это придет. Но мне хочется со всей определенностью поддержать режиссеров и актрису в их стремлении по-новому, минуя сценические штампы, сыграть Любовь Яровую.

В. Бейлис и В. Иванов верно почувствовали, что в жизни и в искусстве образуются новые формы выражения героики, без какого бы то ни было подобия котурнов - в широком смысле этого слова, более сдержанные, скупые, внутренне напряженные. А Любовь Яровая, как она задумана в спектакле, по-моему, ближе и интереснее нынешним зрителям - юным и взрослым,- нежели привычное воплощение театральной героини.

Конечно, далеко не все удалось молодым режиссерам. Ощутимо, скажем, их стремление открыть в пьесе неожиданное, но вполне возможное там турбинское начало. В этом ключе играет В. Ованесов Ярового; по-видимому, ради этого режиссеры обратились к первоначальной редакции драмы и вывели на сцену офицера Дремина, осознающего обреченность белого движения и не желающего покинуть Россию. Это позволяет увидеть революцию в более сложном, психологическом ракурсе, что вообще свойственно нынешнему театру. Однако органического решения новой темы не получилось. Такой Яровой, каким мы узнали его в спектакле, вряд ли мог с грубой прямолинейностью пойти на продуманную провокацию и предательство любимой женщины. Что же касается Дремина, то он все же остался за пределами действия.

Я уже говорил о непоследовательном воплощении режиссерской мысли. Это сказалось в том, что рядом с необычными, освобожденными от штампов Яровой и Швандей в спектакле действует вполне традиционный профессор Горностаев.